Кенотаф хуннского времени на памятнике Яломан-II в Центральном Алтае

admin 17.06.2017 0 Комментарии

(Работа выполнена при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» по проекту «Комплексные исторические исследования в области изучения Западной и Южной Сибири с древнейших времен до современности» (шифр 2009-1.1-301-072-016).)

А. А. Тишкин, С. С. Матренин Алтайский государственный университет

Барнаул

Погребально-поминальный комплекс Яломан-II расположен в Онгудайском районе Республики Алтай около устья р. Большой Яло-ман, на 4-й надпойменной террасе левобережья Катуни. Начиная с 2001 г. в течение четырех полевых сезонов на данном памятнике была исследована группа из 27 непотревоженных курганов хуннского времени (II в. до н. э. — I в. н. э.). В них обнаружены многочисленные предметы материальной культуры: оружие, воинское снаряжение, украшения, детали костюма, орудия труда, бытовая утварь, элементы амуниции верховых лошадей и некоторые другие категории вещей. Часть полученных сведений и находок, а также предварительные результаты их анализа уже представлены в ряде публикаций [Тишкин, Горбунов, 2003, 2005, 2006; Тишкин, 2005а, б, 2007а, б; Тишкин, Хаврин, 2004; Тишкин, Горбунова, 2005; Горбунов, Тишкин, 2006; Тишкин, Хаврин, Френкель, 2007; Тишкин, Хаврин, Новикова, 2008; Тишкин, Лузгин, 2009 и др.]. Кроме этого, по образцам, отобранным из раскопанных захоронений указанного периода, получена серия радиоуглеродных дат [Тишкин, 2007а, с. 264-268, 270-275]. Необходимо подчеркнуть, что значительная часть зафиксированного погребального инвентаря находит аналогии непосредственно в материалах изученных памятников хунну [Тишкин, Горбунов, 2005].

Благодаря докладам на конференциях и опубликованным работам памятник Яломан-II становится известным все более широкому кругу специалистов, занимающихся изучением кочевых народов Центральной Азии хуннско-сяньбийско-жужанского времени (II в. до н. э. -V в. н. э.). Введение в научный оборот всех имеющихся материалов, их осмысление и всестороннее рассмотрение требуют длительного периода времени. Несмотря на то что в настоящее время идет подготовка монографии «Алтай в хуннуское время», запланирована серия статей с публикацией отдельных изученных объектов. В рамках данного сообщения полностью демонстрируются результаты исследования кенотафа, зафиксированного в кургане № 60, который по своим конструктивным особенностям и размерам не выделялся от основной массы насыпей в западной части рассматриваемого могильника. Раскопанное надмогильное сооружение представляло собой «разряженную» наброску из камней и грунта. В его основании выделялась кольцевая крепида диаметром 4 м и высотой 0,22 м. В 1,5 м к востоку-юго-востоку от кургана располагался вертикально вкопанный камень высотой над современной поверхностью 0,22 м (рис. 1 — 1), маркирующий в указанной группе только погребения мужчин. Под насыпью была зафиксирована могильная яма размерами 2,4×1,57 м, ориентированная длинными сторонами по линии ЮВВ — СЗЗ. В ее северо-западной части на глубине 0,58-1,28 м от уровня древнего горизонта на каменном перекрытии погребальной камеры находился костяк коня плохой сохранности. Животное, по-видимому, лежало на правом боку с подогнутыми конечностями, головой на восток. По регистрирующим структурам определен возраст и сезон забоя этой лошади [Бачура, 2008, с. 121]. На ребрах скелета жеребца обнаружены остатки железных удил с кольчатыми псалиями, железная уздечная пряжка и роговая подпружная пряжка (см. рис. 1 — 2). Они лежали довольно компактно поверх туши. Под перекрытием находился ящик длиной 1,6 м, шириной 0,9 м, высотой 0,5 м (параметры внутреннего пространства — 1,07×0,43×0,3 м), сделанный из массивных гранитных плит, которые были дополнительно обложены разными камнями для прочности конструкции. Кости человека отсутствовали (см. рис. 1 — 3). В центре ящика располагалось скопление предметов: остатки деревянного блюда на ножках с костями овцы, бронзовые с позолотой бляхи-накладки на пояс, фрагменты кожаных ремней, наконечник ремня «костылек»-застежка из цветного металла. Вокруг этих вещей фиксировался органический тлен. В северо-западном углу стоял керамический сосуд с обломанным венчиком, а между юго-восточной плитой и описанным выше скоплением лежали 14 золотых блях-нашивок. Кроме того, в погребальной камере обнаружен фрагмент деревянного предмета и часть костяного изделия, вероятно, от навершия какой-то рукояти. Максимальная глубина могильной ямы составила 1,29 м.

Изученный курган по всем своим параметрам относится к «миниатюрным» кенотафам [Матренин, 2005, с. 37, 49]. Помимо него в ранней группе могильника Яломан-II насчитывается еще 8 подобных объектов. Обнаруженный инвентарь в совокупности и такой показатель, как вертикально вкопанный камень рядом с надмогильным сооружением, позволяют с известной долей вероятности рассматривать курган № 60 в качестве символического погребения взрослого мужчины.

Теперь перейдем к более подробному рассмотрению найденного предметного комплекса, который хранится в Барнауле в Музее археологии и этнографии Алтая АлтГУ (коллекция № 181).

Наибольший интерес представляет поясной набор, от которого сохранились обрывки кожи и металлические детали. Три литые бронзовые ажурные бляхи-накладки с позолотой практически идентичны (рис. 2-1,2, 3). Они фиксировались к ремню с помощью шести небольших отверстий в верхней части ровной планки корпуса. Общая форма внешнего контура предметов сегментовидная, нижний край и бортики фигурные. В центральной части каждое изделие имеет крупное отверстие. На лицевой поверхности блях выполнено рельефное изображение двух кошачьих хищников, стоящих как бы на задних лапах спиной друг к другу (см. рис. 2 — За). Имеется орнамент и между голов животных. Размеры блях: длина — 5,8 см, ширина — 3,75 см.

Аналогичные предметы найдены в погребении № 138 Иволгинского некрополя [Давыдова, 1996, табл. 39 — 2], датирующегося II-I вв. до н. э. Похожие по конструкции и способу крепления бляхи-накладки, но выполненные в иной художественной традиции, имеются в торевтике сяньби II-III вв. н. э. Внутренней Монголии. Вероятно, от них подобные модификации ременных гарнитур попадали к населению кокэльской культуры Тувы и к племенам таштыкской общности [Чжан Ин, Ван Ся, Мин Хэ, 1985, рис. 5 — 4; 7 — 3; Мандельштам, Стамбульник, 1992, табл. 81-55; Вадецкая, 1999, рис. 15-72; Худяков, Алкин, Юй Су-Хуа, 1999, рис. 1, 2, с. 165, 168]. У хунну Монголии и Юго-Восточного Забайкалья в I в. н. э., а также у сяньби Приаргунья во II—III вв. н. э. известны похожие прорезные бляхи из металла и дерева с орнаментом и без него, прикреплявшиеся к ремню с помощью вставных шпеньков-заклепок [Ервел-Эрдэнэ, Гантулга, 2008, зураг 8] (Авторы выражают глубокую признательность Евгению Викторовичу Ковычеву за возможность ознакомиться с неопубликованными материалами погребальных комплексов Кия-13 и Зоргол-1.). На Алтае изделия с такими морфологическими показателями обнаружены в кургане № 225 могильника Усть-Балыктыюль [Сорокин, 1977, рис. 5-7, 2], относящегося к бело-бомскому (II — II половина IV в. н. э.) этапу булан-кобинской культуры. С учетом имеющихся археологических материалов наиболее реальная хронология поясных блях, аналогичных тем, что встречены в кургане № 60 могильника Яломан-II, укладывается в период II-I вв. до н. э., не исключая возможность их существования в начале I в. н. э.

Весьма показательным является ажурный наконечник ремня в виде прямой металлической пластины овально-прямоугольной формы. Параметры изделия следующие: длина — 4,75 см, ширина — до 1,7 см, толщина — около 0,2 см. Найденный предмет — одна из наиболее ранних разновидностей наконечников ремней в Центральной Азии. Аналогичные по способу крепления и форме экземпляры из бронзы или железа (с золотым покрытием), но с монолитным корпусом появляются у хунну Забайкалья и Монголии примерно в конце I в. до н. э. и применяются ими в I в. н. э. [Коновалов, 1976, табл. XIV, 1-14; Могильников, 1992, табл. 106 — 5; Давыдова, 1995, табл. 14 — 77-72; Ковычев, 2006, с. 248]. От хунну подобные изделия в I-II вв. н. э.

распространяются в культуре кочевого населения Бактрии [Мандельштам, 1992, табл. 42 — 27; Сарианиди, 1989, рис. 37 — 2] и Согда [Никаноров, Худяков, 1999, рис. 1-/0]. Примерно в то же время из Центральной или, скорее всего, из Средней Азии они попадают в качестве импорта к племенам саргатской культуры Западной Сибири [Матвеев, Матвеева, 1991, с. 22, рис. 16 — 2-3; Матвеева, 1993, рис. 10 — 13-14; 1994, рис. 30 — 39; 36 — 4; Культура зауральских скотоводов…, 1997, с. 57, рис. 45 — 3, 4]. Под влиянием центральноазиатской моды такие наконечники ремней получили широкое применение у сармат При-уралья и Восточной Европы во 2-й половине I-II вв. н. э. [Малашев, 2000, с. 198-200, 209, 222, 223, рис. 2; Малашев, Яблонский, 2008, с. 56-57, рис. 205 — 11-12, 14-17], от которых они проникают к «пьяноборскому» населению Прикамья [Пшеничнюк, 1968, рис. 15 — 10, с. 80]. Морфологически похожие предметы встречаются у фоминского населения предгорий Кузнецкого Алатау в III — начале IV в. н. э., а также в комплексе находок Айдашинской пещеры [Ширин, 2003, табл. LXXVIII — 125, 126, 127; Молодин, Бобров, Равнушкин, 1980, табл. V — 3, 4].

Художественное оформление рассматриваемого наконечника ремня из кургана № 60 памятника Яломан-II воспроизводит элементы декора поясных ажурных блях, что может служить основанием для его более ранней датировки. Этому не противоречит обнаружение изделия в закрытом комплексе с бляхами-накладками, характеристика которых приведена выше. Близкие в стилистическом отношении аналогии рассматриваемому предмету происходят из Бабашовского некрополя кушанского времени (Бактрия) и могильника Новый (Восточная Европа) [Малашев, Яблонский, 2008, с. 57, рис. 205 — 9, 11-12]. Экземпляр наконечника ремня с похожей конструкцией, способом крепления и формой, но имеющий корпус, обнаружен на Алтае в могильнике Усть-Эдиган [Тетерин, 1995, рис. 1 — 7].

Бронзовый стержень длиной 4,15 см, обозначенный условно как «костылек»-застежка, не имеет аналогий в культуре хунну Монголии и Забайкалья II в. до н. э. — I в. н. э. Такие предметы в целом не характерны и для территории Алтая и в предшествующее пазырыкское время.

Наконечник ремня и «костылек» — застежка изучались с помощью рентгенофлюоресцентного спектрометра в лаборатории научно-технической экспертизы Государственного Эрмитажа. Результаты состава сплава на основе меди и их предварительный анализ опубликованы [Тишкин, Хаврин, 2004, табл. 1].

Среди других предметов, связанных с костюмом, относительно информативными являются золотые бляхи-нашивки. В своем большинстве они относятся к одному типу, характерные признаки которого: четко выделенные поля, сферический (обычно слегка уплощенный или вогнутый) выступ в центре, окруженный углублением-бортиком, округлая форма, симметрично расположенная пара отверстий для пришивания (рис. 1 — 8-21). В погребениях усть-эдиганского этапа булан-кобинской культуры чаще всего они — украшения нижних головных уборов [см., например, Тишкин, 2005а]. Их количество в памятниках Алтая хуннуского времени насчитывает сейчас свыше 250 экземпляров. Этнокультурный контекст таких блях-нашивок демонстрирует направление связей кочевников Алтая II в. до н. э. — I в. н. э. с племенами сарматского и в большей степени среднеазиатского (раннекушанского) круга [Тишкин, Горбунов, 2006]. У центральноазиатских хунну такие бляхи-нашивки нам не известны. Хронологически значимым показателем рассматриваемых украшений из могильника Яломан-II, а также их ближайших аналогий из некрополя Усть-Эдиган является слегка уплощенный или вогнутый выступ в центре, обрамленный углублением-бортиком. Эти особенности характерны для вещей III в. до н. э. — I в. н. э. На Алтае такие бляхи-нашивки обнаружены уже в погребениях, относимых к скифо-сакскому времени [Кубарев, Шульга, 2007, рис. 8 — 39, 40].

Определенного внимания заслуживает экипировка верхового коня. Железные кованые удила сделаны из подквадратного в сечении стержня. Соединение звеньев из-за коррозии металла определить трудно, но оно имеет свою специфику. Окончания их петельчатые. Одно звено имеет длину почти 11 см, другое — 10. Псалии — кольчатые, диаметром примерно 6 см — выполнены из уплощенного дрота.

Удила с кольчатыми псалиями — это редкая находка в памятниках хунну [Амартувшин, Хатанбаатар, 2008, зураг 8-2]. Можно предположить, что у хунну они появляются достаточно поздно, если учесть, что удила с блоками-петлями для повода происходят из погребальных комплексов конца I в. до н. э. — I в. н. э. [Коновалов, 1976, табл. VI —1-7, 9-13; Дуурлиг нарсны Хунну булш, 2009, р. 39, 42]. Следует отметить, что на могильнике Яломан-II обнаружено еще несколько комплектов удил с кольчатыми псалиями. Они также встречены в некрополе Усть-Эдиган [Худяков, 1998, рис. 33]. По всей видимости, вопрос о начальной дате их появления у кочевников Алтая должен решаться с учетом археологических материалов Средней Азии и сарматских аналогий.

Роговая подпружная пряжка с игловидным шпеньком на дужке и неподвижным не выделенным от рамки щитком с отдельной прямоугольной прорезью, не соединенной с отверстием для свободного конца ремня. Рамка имеет овально-прямоугольную форму. Общая длина корпуса — 7,6 см, толщина — 1,1 см, ширина рамки и щитка — 3,3 см. Длина шпенька — 1,7 см, ширина у дужки — 1 см. Размеры прорезей для свободного и неподвижного концов ремня составляют соответственно 2,1×0,7 и 2×0,6 см. Они размещаются симметрично относительно края дужки и окончания щитка на расстоянии 2,3 см одно от другого. На оборотной стороне щитка имеется желобок глубиной 0,2 см, предназначенный для ремня (рис. 3 — 3).

Роговые пряжки с описанными морфологическими характеристиками были весьма популярными в Северной Евразии в раннем железном веке в период с V в, до н. э. по III в. н. э. У хунну Забайкалья и Монголии они иногда встречаются в памятниках II в. до н. э. — I в. н. э. [Коновалов, 1976, табл. VIII — 16; Коновалов, Цыбиктаров, 1988, рис. 5 — 13; Могильников, 1992, табл. 106 — 42].

Пряжка из кургана № 60 могильника Яломан-Н находит максимально близкие аналогии в материалах V—III вв. до н. э. пазырыкской и саглынской культур Алтая и Тувы [Кубарев, 1987, табл. LIII —2, LXXVI — 1; Суразаков, 1989, с. 37, рис. 13-7, 8; Марсадолов, 1998, рис. 1; Семенов, 2003, табл. 32 — 18]. Данное изделие (и еще несколько похожих экземпляров из памятника Яломан-Н) в эволюционном отношении продолжает традиции предшествующего периода и имеет местное происхождение. Типологически близкие пряжки происходят из комплекса хуннского времени некрополя Усть-Эдиган, а также из более поздних комплексов булан-кобинской культуры Белый-Бом-II и Булан-Кобы-IV [Худяков, Скобелев, Мороз, 1990, рис. 36, 44; Мама-даков, 1987, рис. 2]. Для внутренней хронологии памятников Алтая «гунно-сарматского» периода данные предметы не играют какой-либо роли, поскольку принципиальные различия между их «ранними» и «поздними» образцами не определяются.

Железная уздечная пряжка с подвижным язычком и подквадратной рамкой размерами 2,5×2,5 см (см. рис. 3-7) находит многочисленные соответствия среди ременных гарнитур хунну II в. до н. э. -I в. и. э. [Коновалов, 1976, табл. IX — 5, б, 7; XI — 6, 7; XII — 8\ Давыдова, 1996, табл. 26 — 3, 8; 36 — 2]. Хронологическая ценность подобных пряжек для Алтая состоит в том, что они определяют начальную границу хуннуского времени в рассматриваемом регионе.

Среди бытовой утвари выделяется керамический горшок, изготовленный на гончарном круге. Сосуд плоскодонный, с орнаментом в виде двух прочерченных полосок, между которыми идет волнистая линия. На тулове имеются следы заглаживания или каких-то иных

технических операций. На дне фиксируется отпечаток шипа гончарного круга, представленного квадратом 3×3 см. Венчик и горловина сосуда обломаны по плечики. Внутри сосуда прослеживается нагар. Высота оставшейся части составляет около 13 см, диаметр дна около 7,5 см (рис. 4 — 7). По форме и орнаментации, качеству и технологии изготовления данный сосуд обнаруживает прямые аналогии в керамических коллекциях хунну Забайкалья и Монголии. Особенно много общего с посудой, найденной на Иволгинском комплексе [Давыдова, 1995, табл. 8 — 5; 21 — 7; 46 — 4; 50- 77; 54 — 20; 66 — 7; 128 — 3; 132 -7; 161 — 18; 177 — 40-49, 53; 1996, табл. 16-9; 20-2; 36-7, 8; 39-9; 40 — 5; 44 — 3, 4, 5; 45 — 24; 47 — 18; 49 — 16; 53 — 5; 54 — 4; 62 — 2, 3 и др.]. Все это указывает на большую вероятность того, что данный керамический сосуд не местного производства. В хронологическом аспекте глиняная посуда хунну пока слабо изучена, что заставляет нас условно принять датировку рассмотренного выше горшка в рамках II в. до н. э. — I в. н. э.

Деревянное блюдо сохранилось частично. Оно имело вид чаши овальной формы длиной 25 см с двумя парами ножек высотой около 5 см. Подобная посуда широко встречается в культуре многих коче

вых народов поздней древности и не является узко датирующим маркером. В памятниках хунну Центральной Азии деревянные блюда встречаются нечасто, что, скорее всего, объясняется их плохой сохранностью в погребениях.

Другие предметы из найденного инвентарного набора дошли до нас в виде небольших фрагментов, что затрудняет их функциональную атрибуцию. Среди них имеется обломок костяного предмета, предположительно от навершия рукояти (стека или плети?), а также обломок деревянного изделия, возможно, от вотивного чекана(?). Использовать данные артефакты для адекватных археологических сравнений сложно. Можно лишь заметить, что самые поздние находки чеканов на Алтае относятся к III-II вв. до н. э. [Могильников, 1997, с. 51, рис. 42; Кочеев, 1999, с. 75, рис. 4], что, однако, не исключает использования их моделей для погребального ритуала и в II—I вв. до н. э. Этому, в принципе, не противоречит находка такого деревянного вотивного предмета в кургане № 62 памятника Яломан-II [Горбунов, Тишкин, 2006, рис. 5 — 1], для которого получена радиоуглеродная дата, демонстрирующая широкие хронологические рамки в пределах хуннского времени [Тишкин, 2007а, с. 273].

Учитывая взаимовстречаемость и бытование различных категорий вещей датировку кургана № 60 могильника Яломан-II можно пока определить II-I вв. до н. э. В заключение следует добавить, что проанализированный выше предметный комплекс представляет большой интерес с точки зрения сохранности вещей и незаурядности отдельных находок, в особенности изделий из цветного металла, выполненных в традициях хуннской торевтики. Рассмотренный инвентарный набор подтверждает вывод о многокомпонентности генезиса булан-кобинской культуры и демонстрирует определенные перспективы для продолжения поиска хронологических индикаторов и маркеров этнокультурного взаимодействия в археологических материалах Центральной Азии конца I тыс. до н. э. — начала I тыс. н. э.

Литература

• Бачура О. П. Результаты определения возраста и сезона забоя лошадей по регистрирующим структурам из памятников поздней древности Алтая // Древние и средневековые кочевники Центральной Азии. — Барнаул: Азбука, 2008.
• Вадецкая Э. Б. Таштыкская эпоха в древней истории Сибири. — СПб.: Петербургское востоковедение, 1999. — 440 с.
• Горбунов В. В., Тишкин А. А. Комплекс вооружения кочевников Горного Алтая хуннуского времени // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2006. — № 4. — С. 79-85.
• Давыдова А. В. Иволгинский археологический комплекс. — Т. 1. Иволгинское городище. — СПб.: АзиатИКА, 1995. — 287 с. (Археологические памятники сюнну. Вып. 1).
• Давыдова А. В. Иволгинский археологический комплекс. — Т. 2. Иволгинский могильник. — СПб.: Петербургское востоковедение, 1996. — 176 с, (Археологические памятники сюнну. Вып. 2).
• Ковычев Е. В. Некоторые вопросы этнической и культурной истории Восточного Забайкалья в конце I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. // Известия лаборатории древних технологий. — Вып. 4. — Иркутск: Изд-во Ир1ТУ, 2006.
• Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье (погребальные памятники). —Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1976.-221 с.
• Коновалов П. Б., Цыбиктаров А. Д. Некоторые материалы из новых хуннских памятников Забайкалья и Монголии // Памятники эпохи папеометалла в Забайкалье. — Улан-Удэ, 1988.
• Кочеев В. А. Боевое оружие пазырыкцев // Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. — № 4. — Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1999.
• Кубарев В. Д. Курганы Уландрыка. — Новосибирск: Наука, 1987. -302 с.
• Кубарев В. Д., Шулыа П. И. Пазырыкская культура (курганы Чуй и Урсула). — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007. — 282 с.
• Культура зауральских скотоводов на рубеже эр. Гаевский могильник саргатской общности: антропологическое исследование / В. А. Булдашев, А. А. Ковригин, Л. Н. Корякова и др. — Екатеринбург: Изд-во «Екатеринбург», 1997. — 180 с.
• Малашев В. Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону. — Ростов-на-Дону: Терра, 2000. —С. 194-232.
• Малашев Ю. В., Яблонский Л. Т. Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время: по материалам могильника Покровка-10. — М.: Воет, лит., 2008. — 365 с.
• Мамадаков Ю. Т. О памятниках первой половины I тыс. н. э. в Горном Алтае // Археологические исследования на Алтае. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1987.
• Мандельштам А. М., Стамбульник Э. У. Гунно-сарматский период на территории Тувы // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М: Наука, 1992.
• Марсадолов Л. С. Основные тенденции в изменении форм удил, псалиев и пряжек коня на Алтае в VIII-V вв. до н. э. // Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1998.
• Матвеев А. В., Матвеева Н. П. Савиновский могильник саргатской культуры. Итоги полевых исследований: препринт, 1991. — Тюмень. — 54 с.
• Матвеева Н. П. Саргатская культура на Среднем Тоболе. — Новосибирск: Наука, 1993. — 175 с.
• Матвеева Н. П. Ранний железный век Приишимья, — Новосибирск: Наука, 1994. — 152 с.
• Матренин С. С. Способы захоронения населения Горного Алтая II в. до н. э. — V в. н. э. // Изучение историко-культурного наследия народов Южной Сибири. — Вып. 2,- Горно-Алтайск: АКИН, 2005. — С. 35-51.
• Могильников В. А. Хунну Забайкалья // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М: Наука, 1992.
• Могильников В. А. Население Верхнего Приобья в середине — второй половине I тысячелетия до н. э. — М.: Изд-во ИА РАН; Путинский научный центр, 1997. — 196 с.
• Молодиц В. И., Бобров В. В., Ганнушкин В. И. Айдашинская пещера. — Новосибирск: Наука, 1980.-208 с.
• Никаноров В. II., Худяков Ю. С. Изображение воинов из Орлатского могильника // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. — Вып. 2: Горизонты Евразии. — Новосибирск: Изд-во НГУ, 1999.
• Пшеничшок А. X. Охлебининский могильник // Археология и этнография Башкирии. — Т. III. — Уфа: Изд-во БФ АН СССР, 1968. — С. 59-104.
• Сарианиди В. И. Храм и некрополь Тиллятепе. — М: Наука, 1989. -240 с.
• Семенов Вл. А, Суглуг-Хем и Хайыракан — могильники скифского времени в Центрально-Тувинской котловине. — СПб.: Петербургское востоковедение, 2003. — 240 с.
• Сорокин С. С. Погребения эпохи великого переселения народов в районе Пазырыка//АСГЭ. — 1977.-Вып. 18.-С. 57-67.
• Суратаков А. С. Горный Алтай и его северные предгорья в эпоху раннего железа. Проблемы хронологии и культурного разграничения. — Горно-Алтайск: Г’орно-Алт. отд-ние Алт. кн. изд-ва, 1989. — 216 с.
• Тетерин Ю. В. Поясные наборы гунно-сарматской эпохи Горного Алтая // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1995. — С. 131-135.
• Тишкин А. А. Возможности реконструкции женской одежды хуннуско-го времени по археологическим материалам из Г орного Алтая // Снаряжение кочевников Евразии. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005а.
• Тишкин А. А. Керамические сосуды из курганов хуннуского времени могильника Яломан-II // Западная и Южная Сибирь в древности. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 20056.
• Тишкин А. А. Создание периодизационных и культурно-хронологических схем: исторический опыт и современная концепция изучения древних и средневековых народов Алтая. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007а. — 356 с.
• Тишкин А. А. Обзор исследований в Западной Монголии и на Алтае // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Т. ХIII. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 20076. — С. 382-387.
• Тишкин А. А., Горбунов В. В. Исследования погребально-поминальных памятников кочевников в Центральном Алтае // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Т. ЕХ, ч. I. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003. — С. 488 493.
• Тишкин А. А., Горбунов В. В. Предметный комплекс из памятника Яломан-П на Алтае как отражение влияния материальной культуры хунну // Социогенез в Северной Азии. — Ч. I. — Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2005.
• Тишкин А. А., Горбунова Т. Г. Реконструкция уздечных наборов бу-лан-кобинской культуры (по материалам памятника Яломан-П) /У Снаряжение кочевников Евразии. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005.
• Тишкин А. А., Горбунов В. В. Горный Алтай в хуннуское время: культурно-хронологический анализ археологических материалов // Российская археология. — 2006. — № 3. — С. 31-40.
• Тишкин А. А., Лузгин Б. Н. Изучение находок бус из памятника хуннуского времени Яломан-II // География — теория и практика: современные проблемы и перспективы. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2009.
• Тишкин А. А., Хаврин С. В. Предварительные результаты спектрального анализа изделий из памятника гунно-сарматского времени Яломан-II (Горный Алтай) // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004.
• Тишкин А. А., Хаврин С. В., Новикова О. Г. Комплексное изучение находок лака из памятников Яломан-П и Шибе (Горный Алтай) // Древние и средневековые кочевники Центральной Азии. — Барнаул: Азбука, 2008.
• Тишкин А. А., Хаврин С. В. Френкель Я. В. Бусы хуннуского времени (по материалам раскопок памятника Яломан-П в Горном Алтае) // Алтае-Саянская горная страна и история освоения ее кочевниками. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007.
• Худяков Ю. С. Раскопки могильника Усть-Эдиган в 1990 году // Вопросы археологии Северной и Центральной Азии. — Кемерово; Гурьевск: Изд-во КузГТУ, 1998.
• Худяков Ю. С., Алкин С. В., Юй Су-Хуа. Сяньби и Южная Сибирь //
• Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. — № 4. — Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1999.
• Худяков Ю. С., Скобелев С. Г., Мороз М. В. Археологические исследования в долинах рек Ороктой и Эдиган в 1988 году // Археологические исследования на Катуни. — Новосибирск: Наука, 1990.
• Ширин Ю. В. Верхнее Приобье и предгорья Кузнецкого Алатау в начале I тыс. н. э. (погребальные памятники фоминской культуры). — Новокузнецк: Кузнецкая крепость, 2003. — 288 с.
• Амартувшин Ч., Хатанбаатар П. Хурэн хондын хунну булшны судалгаа // Археологийн судлал. — Боть VI (XXVI). — Улаанбаатар, 2008.
• Ероел-Эрдэнэ Ч., Гантулга Ж. Умард Хуннугийн язгууртны нэгэн булшны судалгаа // Археологийн судлал. — Боть VI (XXVI). — Улаанбаатар, 2008.
• Чжан Ин, Ван Ся, Хз Мин. Краткое сообщение о раскопках части сянь-бэйского могильника Лаохэшэнь в уезде Юйшу провинции Гирин // Вэньу. —1985. — № 2.-С. 68-82.
• Дуурлиг нарсны Хунну булш (Xiongnu Tombs of Duurlig Nars). — National Museum of Korea, 2009.