Рассказ написан на основании египетских документов времени царствования фараона Рамсеса II (1301 —1235 годы до н. э.). Битва у Кадеша (1296 год до н. э.), которая находится в центре повествования, велась за обладание Сирией. Она не принесла победы ни Египту, ни его противникам хеттам.
Слушайте меня! Я Уна, сын Небамона, копейщик воинства Сета, поведаю, что случилось у Кадеша, где я впервые предстал перед лицом его величества, царя Верхнего и Нижнего Египта Рамсеса, да будет он жив, здрав и невредим. А если кто усомнится в правдивости слов моих, пусть обратится к тем, кто остался в живых, пусть рассмотрит изображения, начертанные на стенах храмов, пусть прочтет свитки, написанные царскими писцами.
Девятого числа месяца Жатвы мы вышли четырьмя воинствами из крепости Пути Хора, что на границе с пустыней. Первым шло воинство Амона. За ним воинство Ра. Потом воинство Пта. Последним двигалось воинство Сета. Колесницы катились левее нас по берегу моря, а за колесницами шагали шарданы, белолицые чужеземцы на царской службе, и несли за спиною обитые медью щиты. И всех вел крепкой рукой Рамсес, царь Верхнего и Нижнего Египта, да будет он жив, здрав и невредим.
Синайской пустыней мы шли шесть дней и шесть ночей. Песок жег ступни наши, со лба пот лил ручьями. От жажды пересыхала гортань.
На седьмой день пути потемнело небо и сыпучий песок под нашими ногами сменился твердой землей. Началась страна Ретену, богатая зерном и виноградом, тканями и лесом, скотом и людьми. И в день, когда мы вступили в эту страну, на нас, охлаждая наши головы, полилась вода. Я и каждый, кто был здесь впервые, не мог понять, почему она льется. Но дядя Сенмут, ходивший в страну Ретену шесть раз, объяснил, что это вода небесного Нила, которую пролил на нас царь богов Амон. И мы возблагодарили Амона, не забывавшего о нас и на чужбине, и тронулись в путь.
Мы шли по теснинам страны Ретену, как у себя дома, и при виде нас все сходили с дороги и падали ниц. Ничего не стоило взять столько рабов, сколько хотелось, но сотненачальник Ренси приказал не останавливаться, добавив, что, после того как мы разгромим презренного царя хеттов, у нас будет вдоволь серебра и рабов. А дядя Сенмут нам, не слышавшим об этом народе, объяснил, что хетты живут за рекой, по которой, если плывешь вверх, то плывешь вниз, и что в их стране много коней и серебра. Царь же хеттов, добавил он, враг Рамсеса, возлюбленного Амоном, и хочет отнять у него страну Ретену.
Дороги сменились узкими тропами, где двоим не разойтись. Конь ступал за конем, воин шел за воином. Слева была гора, справа — ущелье глубиною в две тысячи локтей, на дне которого щебень и валуны. И страх объял наши сердца, и мы схватились за уши.
Фараон Рамсес II в обществе бога Амона-Ра и богини Мут
К полудню двадцать четвертого дня с того часа, как была покинута крепость Пути Хора, мы вступили в Долину Кедра, и я, Уна, сын Небамона, впервые увидел деревья, вершины которых достигают небес: самый рослый воин был перед ними как человечек, которого доставляют из страны Пунт. Когда мы вступили под сень кедров, стало темно как ночью. Мы шли, не слыша своих шагов. И дядя Сенмут, чтобы отогнать страх, вспоминал, как его, когда он был в моем возрасте, послали вместе с другими новобранцами за кедрами для храма его величества Сети. Будто бы князь этой местности приказал своим людям не трогать кедра, который был выше всех других. Тогда сотненачальник дал воинам топоры, и как только огромное дерево свалилось, князь упал бездыханным, ибо в этой стране сердца людей пребывают в деревьях, и кто их срубит, тому достаются богатства и рабы.
Тогда я спросил дядю Сенмута:
— Где твои богатства? Где твои рабы?
И все засмеялись, потому что знали: ничего не досталось Сен-муту от походов в страну Ретену, если не считать шрамов и следов от палок, которыми его били.
На утро двадцать девятого дня с того часа, как была покинута крепость Пути Хора, нам было приказано остановиться на привал. Писцы сотненачальника разнесли нам, воинам, по две горсти зерна и горсти фиников. Насытившись, мы легли прямо на землю, положив с собою рядом копья и щиты. Многие заснули, я же не мог уснуть, ибо ноздри мои щекотал запах гуся, которого жарили на углях для сотненачальника и его писцов. Не спал и дядя Сенмут. Поворочавшись немного, он стал вспоминать, как вместе с другими захватил город Иупу в стране Ретену. Он рассказывал мне эту историю, когда я еще был мальчиком, и он был отпущен в родную деревню залечивать рану. С тех пор рассказ о взятии Иупы оброс подробностями, подобно тому как пошедшая на дно лодка обрастает ил,ом. На этот раз чудо-герои не пробили своими телами медные ворота Иупы. Их внесли через ворота в корзинах, и по крику морской птицы, который умело воспроизводил сотненачальник, воины выскочили из корзин, напали на жителей,— малых и старых, и надели на них колодки.
— Послушай, дядя Сенмут! — сказал я, садясь.
И в это мгновение я увидел в кустах за дорогой человеческую голову.
— Что же ты замолк, Уна? — молвил Сенмут.— Я тебя слушаю.
— Я замолк потому,— ответил я шепотом,— что там в кустах кто-то прячется.
— Это лев,— сказал старый воин уверенно.— Однажды, когда мы проходили…
— Это человек,— перебил я, протягивая руку к копью.
— Оставь! — сказал Сенмут строго.— Если это человек, то надо его взять живьем. Я пойду налево, к колодцу, будто за водой. А ты ползи вправо лощиной.
И я двинулся вперед, прижимаясь к земле как змея. Оказавшись у дороги, я перемахнул через нее и бросился на того, кто прятался в кустах. Это был человек выше и сильнее меня, но подоспевший Сенмут помог мне, и мы, заломив пойманному руки за спину, повели его к шатру сотненачальника.
Пока мы вели пленника, я его разглядывал. И были на ногах у него сапоги с загнутыми носами, на теле плащ, каких не носят ни у нас, ни в стране Ретену. И был он лицом бел, и бороду имел не черную, а рыжую.
Воины при виде нас вставали и шли за нами толпой. И кто-то из идущих сзади сказал:
— Мне бы такого крепкого раба!
На шум голосов из шатра своего вышел Ренси. Вытерев жирные от гуся руки о края одежды, он упер их в бока и сказал:
— Это лазутчик! Ведите его за мной.
Он важно зашагал по направлению к шатру носителя знамени Ипуки. Увидев нас с пойманным, Ипуки сказал Ренси:
— Возвращайся к своим воинам.
Обращаясь к нам, держащим пойманного, он добавил:
— Ведите его!
И мы повели пойманного к шатру царского сына, стоящего над воинством Сета. А Ипуки, носитель знамени, шел впереди нас.
Пока мы шли, послышалась труба подъема, и воины, поднявшись и взяв оружие, выходили на дорогу, чтобы строиться. На месте шатра царского сына лежали колья и покрывавшие их ковры. Сам же царский сын, как нам сказал старший писец, удалился к своему отцу Рамсесу, да будет он жив, здрав и невредим.
И пришлось нам идти к царскому шатру. И когда мы дошли до него, успела повернуться тень.
Шатер, покрытый желтыми кожами, а сверх них коврами из голубой шерсти, возвышался перед нами как гора. Вход охраняло четверо шарданов с обнаженными мечами.
Ипуки, носитель знамени, не осмелился приблизиться к шатру, а в двадцати локтях от него пал животом на землю, ожидая, когда выйдет царский сын. Мы же стояли, крепко держа пойманного.
И вот распахнулась багровая завеса, и из шатра вышел,— нет, не царский сын,— а сам Рамсес, царь Верхнего и Нижнего Египта, да будет он жив, здрав и невредим. Был он ростом выше любого на две головы, телом могуч и лицом прекрасен. Мы с Сенмутом закрыли глаза, чтобы вид Благого Бога нас не ослепил.
Прошло немного времени, и по исходящему от Благого Бога благоуханию мы поняли, что он к нам приблизился, а затем услышали его божественный голос и слова, обращенные к пойманному.
— Кто ты такой? Презренный не пошевелился.
— Я тебя спрашиваю, кто ты такой? — повторил Благой Бог.
Презренный молчал. И в это время послышался знакомый нам голос Ипуки:
— Дозволь мне, праху твоих ног, поговорить с ним по-своему!
Кажется, Благой Бог кивнул головой или дал какой-нибудь другой знак, ибо Ипуки крикнул нам:
— Валите его на землю! Палок!
Открыв глаза, я крепче схватил пойманного, чтобы опрокинуть его на землю. И в это мгновение он заговорил:
— Не надо. Теперь вы в силках как зайцы, и мне нечего скрывать. Я послан его величеством царем хеттов Муваталли, чтобы следить за вашими воинствами. Мой повелитель стоит за Кадешем, а вместе с ним находятся войска Арцавы, Масы, Кизаутни, Угарита, Кадета, нет ни одного царства, которое не послало бы к Кадешу своих войск.
Оглянулся его величество, и все, кто были с ним рядом, телохранители и слуги, хранитель знамени Ипуки и я с дядей Сенмутом взглянули в ту сторону, куда было обращено лицо Благого Бога, и все увидели, что из-за белокаменных стен Кадеша выкатились колесницы, по три человека в каждой, и не было им числа. За колесницами шагали копейщики и стрелки из лука во множестве, подобном песку.
Статуя фараона Рамсеса II
И ударили вражеские колесницы по воинству Ра. Пришло оно в смятение и обратило тыл, воины стали бежать как овцы. Воинство же Амона было за рекою и не могло помочь бегущим. Воинство Пта было еще дальше к югу, воинство Сета шло по дороге, не догадываясь о происходящем.
И поняли все мы, что владыка Верхнего и Нижнего Египта, возлюбленный Амоном Рамсес, да живет он вечно, окружен вместе со своими телохранителями и слугами. И в том же окружении оказались мы с дядей Сенмутом и пойманный нами презренный лазутчик.
Тогда взмолился его величество к отцу своему Амону, и мы, маленькие люди, уподобились услышать, как бог-сын разговаривает с богом-отцом:
— Что же случилось, отец мой Амон? Совершал ли я что без ведома твоего? Разве не воздвиг я тебе храмы на миллионы лет и не принес тебе в дар все страны, чтобы наполнить твои алтари приношениями? Почему же против меня ополчились чужеземцы и я остался без колесничих и без войска?
Пока он это все говорил, развернулась часть хеттских колесниц и направилась прямо на нас. И прервал бог-сын беседу с бо-гом-отцом и востребовал своего щитоносца Менну.
А Менна бежал, объятый страхом, бежали и другие — хранитель царского опахала, шарданы и носитель знамени Ипуки. Ибо нет ничего ужаснее, когда несутся разъяренные кони и колеса вот-вот разрежут тебя пополам.
Тогда обратил на меня его величество свой перст и сказал:
— Быстрее приведи мне моего коня, привязанного у шатра.
Я бросился исполнять приказание его величества. И только конь был подведен, как его величество вскочил на коня и погнал его вскачь.
Оглянувшись, я увидел, что колесницы совсем рядом, и побежал, как бежали все до меня.
Хеттские воины на боевых повозках. Барельеф из Каргамыша
Хеттские офицеры. Текст на столбе написан хеттскими иероглифами
Только Сенмут стоял, держа пойманного, потому что никто ему не приказал его отпускать.
Пробежав, наверное, с пол итру, я оглянулся и увидел, что за мною никто не гонится. Хеттских колесничих не заботили такие черви, как я. Несколько колесничих направились в погоню за его величеством. Другие же, сойдя с коней, бросились в царский шатер. Его богатства, которые они грабили, спасли жизнь мне и другим беглецам.
Перейдя через мелкую в этом месте реку,— имя ее Оронт,— я сел, прислонившись спиною к дереву, и в этом положении заснул.
Утром меня разбудил сотненачальник Ренси, который вел нашу сотню, чтобы занять место на берегу реки.
— Что ты здесь делаешь? — проговорил он в гневе.
Я рассказал ему все как было, объяснив, что не сам бросил пойманного, а его величество приказал мне отойти и подвести коня.
— Тебе! — вскричал Ренси, завидуя моему счастью. — Ты хочешь сказать, что ты держал золотую узду Победы над Фивами?
— Его величество сказал просто коня,— ответил я скромно.
— Становись в строй,— распорядился Ренси.
Я поспешил выполнить приказание, радуясь тому, что избежал наказания палками.
Еще несколько дней мы стояли на берегу Оронта. Хеттский царь, узнав, что его величество спасся, не стал больше на нас нападать. И его величество Рамсес, да будет он жив, здрав и невредим, также не возобновлял наступления, я думаю потому, что не хотел рисковать оставшимся войском.
На тридцать второй день после того, как мы покинули крепость Пути Хора, нам было приказано строиться по своим воинствам и сотням. Возвращаясь в царства свои, впереди шел его величество. За ним шли шарданы, кроме тех, что пали или перебежали к хеттам. Потом двигалась половина воинства Амона. За нею воинство Пта. Последним было воинство Сета. От воинства Ра никого не осталось.
Мы возвращались той же дорогой, которой шли к Кадешу. Но она была пустой. И никто не встречался нам по пути. В сердце моем не было радости, потому что рядом не было Сенмута. Я вспоминал его рассказы, его шутки, и слезы заполняли мои глаза, как вода Нила, хлынувшая на высохшее поле.